Яковенко И.Г. Российское государство: национальные интересы, границы, перспективы. 2-е изд. испр. и доп. М.: Новый хронограф, 2008. - 320 с.

ВВЕДЕНИЕ 

Не так давно право на обсуждение проблем нацио­нальных интересов, границ государства, исторических перспектив его развития было исключительным досто­янием политической элиты. Распад СССР и становление Российской Федерации поставили проблемы определе­ния параметров нового российского государства в центр общественного внимания. 

Горячий интерес к этой проблематике выражает становление гражданского общества. Обсуждение вы­являет процессы, определяемые политологами как «ар­тикуляция интересов» граждан и социальных групп. За ними стоит новый статус человеческой личности, осознающей свою причастность к коренным проблемам общества. Вокруг сферы национальных интересов сло­жился неожиданно зрелый дискурс¹. Однако дискуссия затрудняется отсутствием научной традиции, давлением имперских по своему характеру мифов и идеологичес­ких стереотипов, заполняющих эту область массового сознания, отсутствием разработанного понятийного аппарата. 

История познания свидетельствует: рассуждения, ба­зирующиеся на здравом смысле и не подкрепленные те­оретической рефлексией, несут в себе опасность много­образных заблуждений. На уровне обыденного сознания бытует механизм интерпретации нового как модификации извечного и давно знакомого. В соответствии с этой моделью понимания, национальные интересы РФ трак­туются по аналогии с интересами СССР или Российской империи. Национальные интересы не воспринимаются как результат согласования интересов различных соци­альных сил. Интересы государства как атрибут традици­онно сакрализуемой Власти обретают параметры апри­орно священного, не подлежащего суду не причастных к тайне власти обывателей. Существует опасность мифо­логизации понятия «национальные интересы» и манипулятивного использования его в целях, не имеющих отно­шения к объективным интересам российского общества. 

Между тем, анализ показывает процесс «восхож­дения» категории национальных интересов на самый высокий уровень политической практики. Понятие широко используется в выступлениях первых лиц госу­дарства, встречается в концептуальных государствен­ных документах. Концепт «национальные интересы» на наших глазах превращается в атрибут описания одной из важнейших сфер государственной и общественной жизни. В свете всего этого представляется, что задачи общетеоретического анализа национальных интересов и широкого круга, связанных с интересами проблем яв­ляются приоритетными.

Разработка заявленной нами проблемы требует обра­щения к истории вопроса. Предпосылкой к возникнове­нию представления о национальных интересах явилось осознание идеи интереса. История осознания катего­рии интереса восходит к античности. Уже в воззрениях Аристиппа и Эпикура можно встретить представление о потребностях трактуемых в русле гедонизма киренской школы. Средневековье было временем малоблаго­приятным для размышлений над идеей интереса; тем более, если говорить о понимании интересов в русле эпикурейского философствования. Спиритуализм, па­фос отречения от человеческой природы противостоят интересу. На новом уровне, обогащенные опытом хрис­тианской эпохи, размышляя над природой человека, социальных отношений, власти, к идеям интереса обра­щаются мыслители эпохи Возрождения. Характерно, что это политические мыслители — Макиавелли (писавший об эгоистической природе человека), затем Гуго Гроций (утверждавший, что естественное право основывается на природе человека).

               В 17 веке по пути формирования идеи интересов продвигается Гоббс утверждавший, что в основе нравс­твенности лежит естественный закон — стремление к самосохранению и удовлетворению потребностей. Здесь же можно упомянуть Гассенди и Локка прибегавших к гедонистическому истолкованию морали. Прямое об­ращение к категории интереса связано с французскими материалистами 18 века — Гельвецием, Гольбахом, Дид­ро. В работах мыслителей Просвещения звучит пафос первооткрывателей и проявляется простительное для первооткрывателя преувеличение. Гольбах утверждает, что интерес — единственный мотив человеческой де­ятельности². Ему вторит Гельвеции: «Если физический мир подчинен закону движения, то мир духовный не менее подчинен закону интереса».³ Материалисты про­тивопоставляли интересы людей, как божественному предопределению, так и случайным обстоятельствам ис­торического процесса. Социальные интересы рассмат­ривались ими как простая сумма индивидуальных инте­ресов. Сами же индивидуальные интересы выводились из чувственной природы человека.

              Следующий шаг в разработке интересов связан с не­мецкой классической философией. Кант подчеркивает несводимость интереса к естественной природе челове­ка. Гегель высказывает глубокую мысль о том, что ре­зультаты реализации интересов людей содержат в себе нечто большее, чем содержание их намерений и созна­ния и в этом — проявление хитрости мирового разума, осуществляющего себя в истории через бесконечное многообразие потребностей и интересов. Люди «добива­ются удовлетворения своих интересов, но благодаря это­му осуществляется еще и нечто дальнейшее, нечто такое, что скрыто содержится в них, но не сознается ими и не входило в их намерения»⁴.

              В проблемном поле интересов особое место занимает проблема конфликта и согласования интересов. Феербах пишет о гармонии общественных и личных интересов достигаемой через всеобщую любовь. Проблема согласо­вания нравственных ценностей христианской цивили­зации с интересами и справедливостью разрабатывается в традиции утилитаризма и классического либерализма. Об интересах пишет основатель утилитаризма Иеремия Бентам, рассматривавший частные интересы в качест­ве единственно реальных и сводивший общественные интересы к совокупности интересов индивидуальных. Джон Стюарт Миль признает не только эгоистические, но и бескорыстные стремления и утверждает, что в об­щественной жизни люди должны учитывать взаимные интересы, что дисциплинирует их эгоизм. К проблеме интересов обращается Адам Смит. Конт и Спенсер гово­рят о солидарности классов и гармонии классовых инте­ресов как движущей силе прогресса.

              Проблема согласования интересов постоянно нахо­дится в поле внимания теоретиков правовой демократии и либеральной цивилизации. Со временем категория интереса становится обязательным элементом полито­логического, юридического, социально-философского, этического, антропологического рассуждения. Пробле­мы интересов разрабатываются и в 20 веке. К этой теме обращаются Хабермас, Скиннер, ряд других философов. Наконец, проблема интересов широко разрабатыва­лась в марксистской традиции, как классиками (Маркс, Энгельс, Ленин) таки в советской философии. Марксизм ищет объективные основания социальных интересов в экономических отношениях общества. В этой теорети­ческой перспективе интересы оказываются обусловлен­ными экономическим положением тех или иных обще­ственных групп.

              Надо сказать, что интересы существуют не сами по себе, но рядом с другими ориентирами и побудителями человеческой активности — ценностями. Их постоянно соотносят, сопоставляют, взаимоувязывают. Причем, сопоставительное исследование выявляет изначальный конфликт интересов и ценностей. В концентрированной форме это противостояние осмысливается как конфликт идеалов и интересов.

             Проблема идеала была поставлена Кантом и разра­ботана в немецкой классической философии. Обзор этой темы уведет нас слишком далеко. Отметим только, что к проблеме идеала обращаются Кант, Гегель и другие мыслители исследовавшие природу интереса.

            Философская разработка категории идеала происхо­дит сравнительно поздно, но сами идеальные представ­ления появляются еще в эпоху осевого времени. Совмес­тно с А. Пелипенко автором была предложена концепция «дуалистической или манихейской революции», понима­емой как революционное изменение сознания расслоив­шего наличную реальность на идеал и действительность, должное и сущее, сакральное прошлое/(эсхатологическое будущее) и профанное настоящее, наличное и чаемое. Идеальные представления и проекты рождаются в ходе манихейской революции одновременно с осознанием действительности какие соответствующей идеалу⁵.

             Традиционное религиозное сознание склонно про­тивопоставлять интересы идеалам и воспринимать их как явления качественно различные. Особенно сильно это противопоставление выражено в российской куль­туре постулирующей ценностную диспозицию возвы­шенного идеала и низменного интереса и предлагающей человеку выбор между этими сущностями по модели или/или. Власть этой схемы над нашим сознанием силь­нее, нежели мы склонны полагать. Это обстоятельство требует развернутого размышления.

              И идеал, и интерес несут в себе как ориентир, так и побудитель к деятельности. Они векторны и интенциональны, но, при этом, различаются диспозицией отно­сительно человека. Интерес исходит непосредственно из субъекта. Он задает картину мира, в которой субъект на­ходится в центре и оказывается инстанцией побуждаю­щей к деятельности. Это вектор направленный от субъек­та интересов в мир. Интерес — инстанция имманентная. Он переживается и удостоверивается непосредственно, в потоке человеческой экзистенции. Вне человека ин­терес немыслим. Культурное сознание помещает идеал во внешнем относительно субъекта пространстве. Про­странство идеала (социального, эстетического, рели­гиозного) — сакральное прошлое или эсхатологическое будущее, Опонское царство, страна Пен Лай.

               К идеалу человек стремится, стремится не достигая, по крайней мере в профанном настоящем. Идеал мыс­лится как эйдос бытийствующий безотносительно чело­века в идеальном пространстве реализованного совер­шенства. Как все божественное, он вечен и неизменен. Идеал трансцендентен и, если угодно, самодостаточен, что бы ни говорили по этому поводу богословы.

Интерес же имманентен, соприроден человеку, ис­ходит из глубины человеческой экзистенции. По сущес­тву же идеал и интерес произрастают из одного гнезда, их глубинная природа едина. Вместе они образуют це­лое мотивов и целей человеческой деятельности. Иде­ал содержит в себе момент интереса и наоборот. Их взаимопроникновение задано нерасторжимым взаи­мопроникновением плотского и духовного в человеке. Разделение и противопоставление идеалов и интересов — свидетельство определенной стадии развития куль­турного сознания. Это противопоставление снимает­ся по мере размывания средневековой ментальности. Диспозиция нового времени — жизнь в поле идеалов и интересов сочетая первое и второе.

               Человек нового времени имманентизует, приватизи­рует космос мотиваций, осознает его как нечто исходя­щее из него самого. Одним из моментов процесса взаи­моувязывания идеалов и интересов явилось становление представления об интересе национальном. Националь­ные — одна из разновидностей интересов.

               Решая задачу классификации, интересы можно различать по степени общности на индивидуальные и надиндивидуальные (групповые, общественные). Интересы государства и конституирущего государство общества относятся к групповым интересам. В начале интересы общества осмысливаются через интересы ко­роля (короны), понимаемых как символ нации и госу­дарства. Об интересах короля (соответственно короны) европейские мыслители и политики заговорили в 16— 17 вв. Затем, идея государства отделяется от тотема мо­нарха и возникает представление о государственном интересе (интересах Англии или Франции). Для того, чтобы произошла следующая итерация, и утвердились представления о национальном интересе — то есть ин­тересах общества, создавшего государство — потре­бовались буржуазные революции, конституирование нации, утверждение идей либеральной демократии. Представление о национальном интересе, как интере­се всего общества, утверждается постепенно, но истоки этого представления лежат в начале Нового времени.

              Европейские политики и интеллектуалы отчетли­во мыслят в категориях национально-государственного интереса уже в 19 веке. По мере утверждения подобного типа мышления, с осмыслением политической практики, выявляется связь интересов общества с его ценностя­ми. Так, выдающийся американский политолог, один из столпов подхода, получившего название «политичес­кий реализм» Г. Моргентау исходит из универсальности борьбы за власть и указывает, что государственные де­ятели, выражая интересы своих государств, определяли их цели в виде различных идеалов — религиозных, фи­лософских, экономических или социальных — увязывая, таким образом, интересы, политику и идеалы в один узел. «Именно концепция интереса, выраженная при по­мощи категории силы, спасет нас от крайностей морали­заторства и от политического безрассудства. Мы сможем лишь тогда по заслугам отнестись ко всем государствам (включая свое собственное), если будем рассматривать их как политические общности, стремящиеся к реализа­ции своих интересов, определенных в силовом выраже­нии⁶. В 20 в. понятие «национальные интересы» прочно утверждается в европейском сознании.

               В России события развиваются особым образом. Прежде всего, обращаясь к проблеме осмысления наци­ональных интересов в нашей стране, следует развести форму и содержание. Типология сознания, способного видеть политическую реальность через призму нацио­нальных интересов, возникает в России существенно раньше, нежели складывается понятийный строй, не­обходимый для такого осмысления. Об интересах Рос­сии, понимаемой как целое, мыслят уже крупные госу­дарственные деятели 18 в. Так, канцлер елизаветинской эпохи граф А.П.Бестужев-Рюмин боролся за сохране­ние баланса сил в Европе и противостоял возвышению Пруссии, полагая его опасным для России. Устранение Петра III в значительной мере задавалось оценкой про­водимой императором политики как противоречащей интересам России. В категориях государственного ин­тереса мыслит Екатерина II. Но это — узкий круг выс­шей административной элиты. 

              С началом 19 века можно уверенно говорить о осво­ении идеи общероссийского интереса той частью под­данных, которая созрела для общественной жизни. Так, после Тильзита Россия Александра I недолго участвует в «континентальной блокаде» Англии. Эта политика уда­рила по интересам помещиков, поскольку цены на зерно определялись экспортом, но соответствовала интересам промышленного капитала. В это время освободившие­ся от конкуренции «англицкого» ширпотреба фабрики растут как грибы после дождя. Участие Империи в кон­тинентальной блокаде вызвало широкую дискуссию в обществе. При этом, полемика помещика и фабрикан­та с разных позиций оценивавших политику правитель­ства являла собой полноценную дискуссию по поводу национальных интересов. Слой общества способный к осознанию интересов был ничтожным и не составлял нацию, но строй мышления и тип дискурса были «пра­вильные». Далее этот тип мышления не исчезает. Он то выявляется в конкретных ситуациях, то уходит вглубь, уступая под напором непрагматических, идеологичес­ких аффектов и мотиваций, либо, уступая духу эпохи, скрывается в одеждах целей, ценностей и идеалов.

             Российская общественная мысль двигалась к выяв­лению и освоению идеи национального интереса через работы И.С. Аксакова, Н.Я. Данилевского, М.Н. Катко­ва, К.Н. Леонтьева. Однако,осмысление и имяназывание национального интереса происходит существенно позже. О российских национальных интересах загово­рили либералы и империалисты. Так, Струве считал, что Россия «есть национальное русское государство», подчеркивал, что интересам великого народа «отве­чает открытый, мужественный, завоевательный на­ционализм», призывал к «свободному состязанию на­циональностей не ради гуманности...но из здорового национального эгоизма»⁷. Дальневосточная политика России на рубеже веков создавала пространство рефлексии интересов в соответствующем эпохе духе «русс­кого империализма»(8). К началу Первой мировой войны идея национально-государственного интереса входит в политический словарь. В категориях интереса мыслят Милюков, Гучков, другие политики. В этих категориях мыслили и зрелые правительственные чиновники.

               С началом советской эры проблема национально-государственного интереса снимается. Вернее, спуска­ется на эзотерический уровень, табуируется к произне­сению вслух. Описывая свои разговоры со Сталиным, Милован Джилас упоминает высказывания вождя от­носительно того, что некоторое развитие событий в Ал­бании соответствует нашим интересам.

               Сталин сказал Джиласу буквально следующее — «У нас в Албании нет никаких особенных интересов. Мы согласны на то, чтобы Югославия проглотила Албанию». Джилас был шокированный сталинской брутальностью и завел речь о том, что мы де хотим не проглатывать, а объединиться, но его собеседники не были склонны к эвфемизмам. В разговор вмешался Молотов, сказавший — «Так это и значит проглотить». И Сталин подтвердил -«Да, да проглотить. Но мы с этим согласны: вам надо проглотить Албанию — чем скорее, тем лучше.» (Милован Джилас. Лицо тоталитаризма. М.,Новости. 1992. с.103)

              Об интересах можно было говорить, но лишь в самом узком кругу. Причины этого будут рассматри­ваться ниже. Что же касается уровня экзотерического, то здесь идея национальных (государственных) инте­ресов исчезает. О национальных интересах в 70-е годы заговорили диссиденты. Обвинения советской власти в попрании национальных интересов звучали как из лагеря национального движения в республиках (При­балтики, Украины, Закавказья), так и из самой Рос­сии. Деятели «диссидентской правой» — Солженицын, Шафаревич и другие обозначили конфликт между интересами российского общества и целями советской политики.

               В ходе Перестройки представления о российском национальном интересе легализуются. В контексте жесткой полемики с национально ориентированными политиками из союзных республик, обвинявшими Рос­сию и русских в империализме, возникает идея о том, что существование СССР противоречит национальным интересам народов Российской Федерации. С трибу­ны Съездов народных депутатов звучат угрозы выхода РСФСР из Советского Союза. Эти угрозы носят рито­рический характер, но за ними стоит идея российского интереса. С распадом СССР начинает формироваться нормальная традиция обсуждения интересов РФ.

               В предлагаемой монографии сделана попытка поиска новых ответов и формирования свежего видения. Осно­вания настоящего исследования — цивилизационный подход и концепция самоорганизации. Применительно к заявленному материалу самоорганизационное видение реализуется в убеждении: в политике побеждает то, что со­ответствует логике самоорганизации социокультурного целого, а проигрывают либо терпят глубокую трансфор­мацию тенденции — этой логике не соответствующие.

              Мы постарались вписать предложенную пробле­матику в некоторый общетеоретический, историософский, культурологический и политологический контекст. Если чтение нашего исследования расширит поле, на котором происходит осознание поставленных проблем, породит вопросы и возражения, автор будет считать свою задачу выполненной.

             Отдельные главы или очерки, из которых составле­на монография, могут рассматриваться как самостоя­тельные произведения. В то же время они формируют целое, в котором содержатся ответы на поставленные проблемы.

_______________________________________________________________________

1. Обзорные материалы — см., например: Игрицкий И. Есть ли у России национальные интересы?// Pro et contra. Т. 2 № 1. С. 118; Межуев В.В. Понятие «национальный интерес» в российской общественно-политической жизни.//Полис. 1997. № 1. С. 5.

2. П.Гольбах. Избранные произведения. Т. I. M., 1963. С. 311

 

3. Гельвеций К.А. Об уме. М., 1938. С. 34

4. Гегель. Соч. Т. 8, М-Л., 1935. С. 27.

5. См: Пелипенко А.А., Яковенко И.Г. «Манихейская революция» в историческом становлении личности (паллиат как социо­культурный феномен процесса).// Мир психологии. 1999. № 2. С. 179—198; Пелипенко А.А., Яковенко И.Г. Культура как систе­ма. «Языки русской культуры» М. 1998; Яковенко И.Г. Должное и сущее как категории культурно-исторического процесса (На материале России). Автореферат диссертации кандидата культу­рологии. М., 1999.

6. Morgentau H. Politics among Nations. The struggle for Power and Peace. N.-Y., 1971. C. 10

7. Цитируется по:   Секиринский С.С,  Шелохаев В.В. Либерализм в России. М., 1995. С. 184-185.

8. Подробнее см.- Б.В.Межуев. Моделирование понятия «нацио­нальный интерес» (На примере дельневосточной политики Рос­сии конца XIX- начала XX века)//Полис. 1999. № 1. С. 26-39.